Несмотря на анонсированный размах, новации в законодательстве о банкротстве не переломят статистику процедур в пользу оздоровления. Нужно менять ментальность предпринимателей и избавляться от привычки держаться за бизнес до последнего, убеждён президент Уральской саморегулируемой организации арбитражных управляющих Михаил Сачёв
На днях Минэкономразвития внесло в правительство РФ законопроект о реформе института банкротства. Работу над поправками в закон «О несостоятельности (банкротстве) и отдельные законодательные акты» Минэкономразвития ведет с 16 марта этого года. Законопроект полностью меняет модель банкротства в России.
Пожалуй, самые кардинальные перемены в случае принятия поправок ждут арбитражных управляющих. Что стоит за новыми инициативами и повысит ли это эффективность института банкротства в России — на эту тему мы разговаривали с президентом Уральской саморегулируемой организации арбитражных управляющих Михаилом Сачёвым.
Реформа полумер
— Михаил Владимирович, как вы оцениваете предлагаемые новации?
— Законопроект можно назвать полномасштабной реформой — в том числе, и для системы саморегулирования в сфере банкротства. До сих пор законодатель, регулярно ужесточая требования к саморегулируемым организациям (СРО) арбитражных управляющих, шел по пути их укрупнения и численного сокращения, предполагая, что это повысит управляемость отраслью. И вдруг вразрез с общей тенденцией авторы реформы дают СРО интересное пространство для маневров. В случае принятия поправок, для создания СРО будет достаточно объединить всего 25 арбитражных управляющих, имеющих на руках в совокупности 50 миллионов. Новацию объясняют необходимостью повышения конкуренции на рынке, однако опыт саморегулирования в других отраслях уже не раз доказывал — наличие большого числа организаций создает благоприятную почву для злоупотреблений. Обязательно появятся маленькие СРО, которые будут работать по принципу фирм-однодневок.
Еще одно спорное предложение, на мой взгляд, связано с процедурой назначения конкурсного управляющего. Сейчас право выдвигать кандидатуру принадлежит кредиторам и СРО. Министерство же предлагает ввести систему случайного выбора на основе рейтингово-балльной системы. По мнению разработчиков, это позволит повысить гарантии независимости арбитражных управляющих при проведении процедур банкротства и эффективно бороться с так называемыми «контролируемыми» банкротствами. Могу сказать одно — создать объективный рейтинг невозможно.
Практика показывает, что активные, профессиональные арбитражные управляющие всегда получали и будут получать жалобы и, соответственно, их балл будет ниже, а те, кто стремится тихо и незаметно вести деятельность, могут стать лидерами рейтинга. Незапятнанной останется репутация тех арбитражных управляющих, кто по выбранной профессии работает время от времени или не работает вовсе. «Балласт», как называют таких управляющих в профессиональном сообществе, на сегодняшний день составляет около 50% от всех специалистов.
В итоге мы придем к тому, что на процедуры будут назначаться совершенно случайные кандидаты, не имеющие достаточного опыта и квалификации. Согласитесь, для ведения процедуры банкротства колхоза имени Ленина в Таборах и завода с активами, сопоставимыми с Уралмашзаводом, нужны абсолютно разные квалификации. Это требует другой профессиональной подготовки, иного производственного и личностного опыта.
На мой взгляд, эти изменения могут окончательно превратить арбитражных управляющих в карманную отрасль крупных финансово-промышленных групп, и законодатель получит обратный эффект.
— Авторы законопроекта предлагают исключить практику продажи предприятия по частям. Насколько это обоснованно и что принесет такая новация?
— С таким подходом я в принципе согласен. Хотя и сейчас по частям заводы и предприятия продают далеко не всегда. На практике кредиторы часто голосуют за то, чтобы первые торги шли единым лотом, но, к сожалению, продавать зачастую бывает просто нечего, так как к моменту банкротства самые интересные и дорогие активы уже выведены.
К сожалению, у нас такая практика ведения бизнеса. Например, приобретает компания новое оборудование, но оно быстро становится частной собственностью менеджеров или одного из владельцев и в процессе эксплуатации передается в аренду. Вроде бы еще вчера завод был единое целое, работал на одной технологической линии, а когда начинается процедура банкротства, оказывается, что линии-то и нет. Так и получается, что самые важные, дорогие и дефицитные элементы производственного комплекса не принадлежат банкроту, они принадлежат другим лицам. Поэтому идея правильная, но начинать надо не с этого.
— Может быть, поможет изменение правил реализации имущества банкротов?
— Действительно, сейчас механизм торгов громоздкий и субъективный. Он построен по принципу торгов на повышение. При этом практически всегда кредиторы определяют достаточно высокую цену отсечения и высокую стартовую цену, да и конкурсный управляющий не заинтересован в низкой начальной цене. У нас порядка 80% имущества продается по ценам публичного предложения. А поскольку у арбитражных управляющих очень высока административная ответственность, им проще согласиться с высокой оценкой, которую дает оценщик и кредитор, чем убеждать их снизить цену — потому что зачастую потом их могут обвинить в продаже актива по заниженный цене. Вот поэтому, согласно статистике, в России с первых торгов продается ничтожно малое количество лотов.
Законопроектом предлагается ввести голландскую систему аукционов с плавающим ценообразованием: торги сначала должны будут идти на повышение, но если желающих купить не будет, то цена будет снижаться до поступления первого предложения. После этого торги снова пойдут на повышение, однако если никто цену не повысит, то победителем признают того, кто озвучил свое предложение. Я считаю, что эта модель правильная, но этих изменений недостаточно.
Право на информацию
— Что, по вашему мнению, необходимо сделать, чтобы повысить эффективность процедуры реализации имущества?
— Для начала нужно изменить практику предоставления публичной информации. Мы об этой проблеме говорим уже много лет. По законодательству конкурсный управляющий должен размещать информацию о торгах в СМИ. И делать это нужно на двух ресурсах — в печатной газете «Коммерсант» и на интернет-площадке ИА «Интерфакс» в Едином федеральном реестре сведений (Федресурс). Это недешево и, к сожалению, не очень неэффективно.
У газеты «Коммерсант» очень небольшой тираж и слабое распространение в российской провинции. У Интерфакса тоже ограниченный круг читателей. Итого коридор для предложения очень узкий. О продаже имущества в рамках банкротства, которое могли бы приобрести заинтересованные предприниматели, узнает небольшая группа людей и, как правило, это профессиональные перепродавцы имущества или случайные люди.
Между тем у нас есть такой универсальный ресурс, как сайт «Госуслуги». Там можно было бы сделать раздел банкротств и таким образом решить одновременно множество задач. Это и эффективно, и доступно, и экономно. И в данном случае мы можем сэкономить деньги и так уже пострадавших в банкротстве кредиторов.
Эффект трясины
— Вы сказали, что начинать надо не с того, в чем, по вашему мнению, причина провала работоспособности института банкротства в России?
— В зарубежных юрисдикциях доля случаев финансового оздоровления компаний — от 10% до 30%, тогда как в России —1 — 2%. Представление о процедурах банкротства в глазах должников, кредиторов, судей, государства, общества и арбитражных управляющих уже давно и сильно деформировано. Грубо говоря, «зашел» в банкротство, значит, жди ликвидации. Переломить сложившуюся парадигму законотворцы в лице самых разных ведомств постоянно пытаются через трансформацию деятельности арбитражных управляющих. Между тем я бы сместил акцент на менталитет российского предпринимателя, который часто преобладает над здравым смыслом.
Вместо того, чтобы превентивно инициировать процедуру в кризисной ситуации, даже добросовестные руководители тянут до последнего, надеясь собственными силами восстановить платежеспособность и не получить клейма «банкрот». И срабатывает эффект «трясины», когда долги утягивают ко дну. Большую часть компаний реабилитировать не имеет смысла. Должники оказываются в процедурах банкротства тогда, когда у них уже исчерпаны ресурсы для восстановления платежеспособности, будь то сделано умышленно или нет.
По законодательству начать процедуру банкротства можно, имея задолженность всего в 300 тыс. рублей в течение трех месяцев. Но в реальности есть предприятия, которые оказываются в банкротстве, когда у них долг перед кредиторами в 1 млрд рублей. Спрашивается, куда смотрели госорганы? Получается, что все контролирующие органы вроде бы и не знали о проблемах предприятия и поэтому ничего не предпринимали. Зато от назначенного на процедуру конкурсного управляющего сразу же требуют решения проблем с выплатой заработной платы, налогов, кредитов… В ситуации отсутствия эффективных реабилитационных процедур в позиции «крайнего» чаще всего остается арбитражный управляющий. В глазах общества именно он ассоциируется с ликвидатором, рейдером, захватчиком и разрушителем.
При этом злоупотребление со стороны менеджмента должника тоже явление не редкое. Процедура банкротства для владельцев бизнеса зачастую является не вынужденной ситуацией, в которую тянут кредиторы, а спланированной схемой. У нас считается нормальным, как только начались проблемы, выводить активы и искусственно наращивать кредиторскую задолженность. Для экономики страны — это очень плохо. И никакими изменениями правил торгов и процедур статистику не поменять.
В подтверждение приведу один пример. Одно уральское предприятие выпускало детали для большого спектра автомобилей российского автопрома. Однажды заказчик поставил условие: готов покупать чугунные отливки, скажем, за 100 рублей. А предприятию только их производство обходится в 120 рублей. Решения по уменьшению себестоимости продукции найти не удаётся, заказчик уходит к китайским производителям, а собственников завода «топят» накопившиеся долги. Возможно, судьба сложилась бы иначе, если бы собственники сразу признались в неспособности вести бизнес и нашли другого инвестора, не накапливая долгов. В этом случае не были бы утрачены отработанные технологии, подготовленный квалифицированный персонал и часть технологической цепочки, приходящейся на Россию.
Менять нужно не только ментальность, но и законодательство в сфере слияний и поглощений. Нужно, чтобы предприниматели легко могли выйти из одного актива и зайти в другой.
— Каковы, по вашему мнению, шансы прохождения законопроекта Минэкономразвития в думе?
— Предложенный блок поправок очень большой, около 450 страниц. Поправки серьезные, значимые, я бы даже сказал, кардинально переворачивающие базовые процедуры института. Поправки будут от каждого федерального органа исполнительной власти, каждого министерства, от профессионального сообщества… Проходить чтение законопроект будет очень сложно. Однако при жесткой позиции администрации президента реформа в конечном итоге может и состояться.
Автор: Ирина Перечнева