Как выписаться из морга

Банкротство юридических лиц

Предприятие, в отношении которого введена процедура банкротства, можно спасти. Для этого требуется законодательно разделить реабилитационные и ликвидационные процедуры. Однако законопроект о санации предприятий, внесения которого в Госдуму ждали до 1 декабря 2015 года, до нее так и не добрался

Банкротство юридических лицCегодня закон о банкротстве юридических лиц — это «закон о смерти». На исходе нояб­ря прошлого года появилась информация о новой версии документа, которая предполагала санацию предприятий. «Закон о жизни» планировали внести в Госдуму до 1 декабря. Но вместо этого 29 декабря парламентарии приняли ФЗ № 391, в котором нанесли удар по системе саморегулирования арбитражных управляющих (АУ), ужесточив требования к размеру компенсационных фондов СРО и имущественную ответственность как организаций, так и персонально управляющих. На начало 2016 года информации, сопряженной с версией закона о санации предприятий, ни в одном из разделов сайта Госдумы обнаружить не удалось.

Ликвидация вместо реабилитации

Законодательство работает не на восстановление платежеспособности предприятия-должника, а на признание его банкротом и последующую ликвидацию — такова консолидированная позиция профессионального сообщества, сформулированная на проведенном в конце года Уральском форуме арбитражных управляющих. Авторитетная конференция прошла в Екатеринбурге в четвертый раз, собрала более 200 участников из Уральского региона, Москвы, Санкт-Петербурга, Саратова, Тамбова, Владивостока, Крыма. По их мнению, действующая процедура банкротства порождает проблемы по всей стране. Они касаются как граждан, так и предприятий. Но если в первом случае это можно списать на переходный период (изменения в закон «О несостоятельности», касающиеся физлиц, вступили в силу 1 октября 2015 года, подробнее об этом см. «Взять с молотка»), то во втором нет: чем больше изменений вносят в текст документа от 2002 года, тем хуже он работает.

По данным заместителя руководителя управления ФНС по Свердловской области Константина Протасова, на 1 октября 2015 года в процедуре банкротства в регионе находилось около 1,1 тыс. предприятий, тогда как на 1 января 2009-го, в разгар предыдущего кризиса, таких было всего 520. При этом реабилитационных процедур катастрофически мало: в стадии финансового оздоровления — только одно предприятие (еще на 24 введено внешнее управление). В нынешних экономических реалиях количество компаний, которым светит банкротство, будет только расти. «Ситуация тревожная, — подчеркивает Протасов. — Практику надо менять общими усилиями».

— Нередко приходится слышать, что федеральный закон № 127 «О несостоятельности (банкротстве)» меняется слишком часто. И это действительно так. Изменения и дополнения исчисляются десятками. Но мне кажется, что мы пытаемся свалить на законодательство беды нашей жизни. Мало успешных восстановительных про­цедур… Мало оздоровленных предприятий… Но много ли случаев оздоровления в морге? — афористично ставит проблему директор Российского союза саморегулируемых организаций арбитражных управляющих (Москва) Игорь Липкин. — Про­цедура банкротства запускается тогда, когда больного, как правило, уже поздно лечить. И это беда не законодателей, а всех, кто такое законодательство использует. Если бы каждый человек регулярно проходил диспансеризацию, у нас не было бы запущенных болезней с необратимыми последствиями. Если бы мы также регулярно контролировали финансовое состояние предприятий, нам не пришлось бы говорить о том, что только восемь из ста предприятий, прошедших процедуру оздоровления, действительно выздоравливают. В таких условиях 8% — счастье.

Кто виноват

Не совсем «здоровы» и главные акторы процедуры банкротства — арбитражные управляющие.

— Во-первых, отсутствует объективно обоснованный размер вознаграждения, что заставляет АУ искать возможности его увеличения, — констатирует арбит­ражный управляющий из Москвы Иван Рыков. — Во-вторых, АУ зависим: на него влияют кредиторы, должник, уполномоченные, надзорные и правоохранительные органы, саморегулируемая организация. В-третьих, поскольку гарантий длительной работы в профессии нет, она привлекает не тех, кто желает заниматься легальным управлением всерьез и надолго, а искателей быстрых денег. В-четвертых, законом предусмотрена возможность оспаривания практически каждого действия АУ, а поскольку он работает в точке столкновения интересов, конфликтные ситуации возникают постоянно.

В итоге львиную долю времени и сил арбитражным управляющим приходится тратить на то, чтобы разбираться с жалобами кредиторов, большая часть которых необоснованна. Претензии пишутся поистине в промышленных объемах, поскольку их составители не несут никакой ответственности в случае отказа в их удовлетворении. Кредиторы таким образом оказывают давление на АУ. Последние в итоге чувствуют себя социально незащищенными.

Выход — в четком описании пределов полномочий и ответственности АУ и всех участников процесса оздоровления предприятий.

— В статье 20.3 закона о банкротстве есть определение целей деятельности арбитражного управляющего: он должен действовать «добросовестно и разумно, в интересах должника, кредиторов и общества», — цитирует Игорь Липкин. — Я не юрист, но, думаю, в российском праве нет другого такого субъекта, который имел бы столь всеобъемлющие цели и представлял столь противоречивые интересы.

Правоприменительная практика в сфере банкротства не способна преодолеть ликвидационный уклон и одно из наиболее негативных его последствий — контролируемые недобросовестные банкротства

Общество, к слову, за все время существования закона свои интересы так и не сформулировало. От его лица в собрании кредиторов, как правило, выступает Федеральная налоговая служба. Но она преследует государственные, но не общественные цели.

— Главная цель ФНС очевидна — выбить из предприятия все платежи, которые должен получить бюджет в виде налогов, — рассуждает Липкин. — Когда уполномоченный сотрудник налоговой службы такого-то района (как представитель государства) приходит голосовать на собрание кредиторов, он действует по инструкции, выданной ему в правительстве. Обсуждали ли в правительстве свою позицию? Боюсь, что нет. Поэтому уполномоченный сотрудник налоговой службы такого-то района делает все, чтобы деньги, которые должны попасть в казну, туда обязательно попали.

Налоги — это безусловно важно (особенно в условиях нарастающего дефицита бюджета). Однако задача процедуры банкротства — не только взыскать долги по платежам, но и сохранить рабочие места.

— У нас отсутствует государственная политика в отношении стратегических организаций, в отношении различных секторов экономики, и я не знаю, как наши коллеги из ФНС каждый раз умудряются формулировать позицию государства по каждому из вопросов, — недоумевает Игорь Липкин. — Закон о банкротстве предусматривает, что уполномоченный орган должен действовать с учетом интересов органов местного самоуправления (это критично, например, для моногородов и градообразующих предприятий). Но с 2002 года подобная практика так и не прижилась.

По консолидированному мнению профессионального сообщества, если арбит­ражный управляющий должен блюсти баланс интересов, то и выплата зарплаты сот­рудникам проблемного предприятия, и текущие налоги, и удовлетворение требований других кредиторов должны обеспечиваться в равной степени. Чтобы этого достичь, вероятно, имеет смысл при ФНС в каждом регионе создать штаб, в который бы вошли АУ из СРО. Это помогло бы в каждом конкретном случае формировать грамотную общественную позицию.

Что делать

Профессиональное сообщество приняло по итогам обсуждения резолюцию, в которой наметило план действий.

Во-первых, следует инициировать концептуальную реформу законодательства о банкротстве с целью принципиального разделения реабилитационных и ликвидационных процедур. Они должны опираться на различные принципы, цели, механизмы и профессиональные компетенции арбитражных управляющих.

Во-вторых, необходимо провести оптимизацию количества государственных структур, осуществляющих различные публичные функции в рамках процедур банкротства (выработка государственной политики, нормативно-правовое регулирование, контроль и надзор, непосредственное участие в процедуре в качестве уполномоченного органа и пр.) путем воссоздания единого федерального органа исполнительной власти, осуществляющего все эти функции. Задачи, функции и полномочия данного государственного органа должны быть ориентированы не на ликвидацию, а на реабилитационные и иные восстанавливающие платежеспособность должников процедуры. Именно этому органу должна быть передана функция уполномоченного органа, которая в настоящее время возложена на Федеральную налоговую службу.

В-третьих, следует усовершенствовать институт страхования гражданской ответственности арбитражных управляющих, исчерпывающе установить на законодательном уровне прозрачные правила такого страхования, величину применяемой страховой премии и механизм компенсации арбитражным управляющим уплаченных страховщикам сумм.

Нужно менять специализацию арбитражных управляющих — превращать их из патологоанатомов если не в педиатров, то хотя бы в терапевтов

А главное, в продолжение образного сравнения Игоря Липкина, думать надо не только о том, как сделать эффективной реабилитацию, сколько о том, как обеспечить профилактику. Лучше, чтобы лечение не понадобилось вовсе. А если все-таки понадобилось, то оно должно быть быстрым и эффективным, без негативных последствий для предприятия, его работников, деловых партнеров, поставщиков и потребителей, ну и государства, конечно, которое получает с этого предприятия налоги.

Попытки перейти от лечения к профилактике предпринимаются. Сделать надо много. А начать с того, что назвать закон правильно: пока у нас закон о несостоятельности (банкротстве), то есть о смерти, а должен быть — о жизни. Надо искать инструменты недоведения предприятия до банкротного состояния.

— Задача любого государственного органа и государства в целом — не допускать состояния, когда предприятие уже очень проблематично спасти. Для этого надо иметь четко отстроенную, эффективно работающую систему мониторинга финансового состояния. Надо не спасать, а создавать условия, при которых невозможна ситуация якобы внезапного обнищания предприятия. Надо вести тщательный мониторинг финансового состояния по крайней мере системообразующих предприятий — тогда не окажется, что к моменту подачи заявления на банкротство у предприятия нет ничего, кроме забора — все активы, все имущество, все деньги куда-то ушли, — итожит Игорь Липкин. — А для этого нужно, чтобы закон о санации все-таки пришел в Госдуму и, пройдя все процедуры, был бы принят и заработал.

Между тем, как указывает руководитель представительства НП СРО АУ «Северная Столица» по Свердловской области Евгений Исаков, принятые в конце 2015 года нормативные акты оказались направлены не на совершенствование цели и содержания закона «О несостоятельности (банкротстве)», а на дискредитацию профессии арбитражного управляющего и собственно понятия саморегулирования в этом секторе экономики. Ужесточение гражданско-правовой и административной ответственности в отношении арбит­ражных управляющих (как «виновников» всех бед, недостатков и просчетов в деле о банкротстве), возможность дисквалификации за неявные просчеты и ошибки, несоразмерное трудозатратам вознаграждение, скорее всего, приведут к исчезновению профессии арбитражного управляющего и, как следствие, коллапсу в сфере ликвидации нежизнеспособных предприятий. И уже сегодня можно наблюдать беспрецедентное объединение арбитражных управляющих с целью создания профсоюза. И это в профессиональной среде, все участники которой по природе «одиночки».

Дополнительные материалы:

Ориентирован на ликвидацию
Эксперты о законе о банкротствеКонстантин Протасов, заместитель руководителя УФНС по Свердловской области:— Одна из основных проблем — неоправданное затягивание сроков конкурсного производства: в 34% процедур это свыше двух лет, есть процедуры, которые длятся больше десяти лет. Нужно ограничивать сроки хотя бы двумя годами: если конкурсное производство длится очень долго, оно теряет смысл, что-то получить по результатам практически нереально.

Владимир Винницкий, член Общественной палаты РФ:

— Мы все заинтересованы в обеспечении экономического, а стало быть, и социального спокойствия в нашей стране. Стагнация малого и среднего бизнеса вызывает тревогу не только в обществе, а уже и в высших слоях государственного управления. Существующая процедура банкротства не устраивает практически никого — ни кредиторов, ни должников, ни тем более государственные органы. Общественная палата Свердловской области и федеральная Общественная палата не раз возвращались к этому вопросу. В прошлом году мы общими усилиями остановили поспешное введение банкротства физических лиц. И продолжим эту работу. Мы должны сделать все для того, чтобы процедура оздоровления стала основной целью.

Владимир Рождественский, руководитель партнерской группы НП СРО независимых арбитражных управляющих «Дело»:

— Институт банкротства в России постоянно подвергается изменениям: 61 изменение внесено только федеральными законами, и это без учета изменения правил регулирования в банкротстве иными нормативными актами, принятыми различными органами и ветвями государственной власти. Арбитражный управляющий уже давно, перечитав норму, не применяет ее прямо, а сразу ищет толкование, данное многочисленными пленумами, постановлениями, иными прецедентами. И не дай бог ему ошибиться в квалификации нормы во времени, пространстве или с учетом местной специфики.

Дмитрий Лазарев, руководитель представительства НП СРО АУ «Московская саморегулируемая организация профессиональных арбитражных управляющих» по Свердловской области

— Действующее законодательство показало недостаточную эффективность механизма предупреждения банкротства и реализации реабилитационных процедур, направленных не на признание должника банкротом и последующую его ликвидацию, а на восстановление платежеспособности должника. Сегодня в большинстве случаев выгоднее обанкротить предприятие, нежели его оздоровить. И при современном состоянии института банкротства практически нет лиц, заинтересованных в реабилитации должников, к началу проведения процедур банкротства большинство должников и кредиторов уже ориентированы именно на ликвидацию хозяйствующего субъекта. И эту ситуацию нужно исправлять.

 

Закон и судебная практика

Нестабильная ситуация в экономике спровоцирует рост подачи заявлений о банк­ротстве юридических лиц уже в этом году, поэтому необходимо, чтобы банкротство начало выполнять оздоровительную функцию, считает руководитель представительства НП СРО АУ «Северная Столица» по Свердловской области, арбит­ражный управляющий, председатель оргкомитета конференции «Уральский форум арбитражных управляющих» Евгений Исаков

— Очевидно, что теме банкротства нужен «санационный передел». Могут ли арбитражные управляющие региона влиять на этот процесс? Каков КПД конференции?

— Конференция задумывалась как трибуна для арбитражных управляющих, а потом стала центром выработки позиции профессионального сообщества, призванным донести ее, в том числе конструктивные предложения по реформированию законодательства, до государственной власти.

Про КПД сложно говорить: он определяется не нашей позицией, а законом о банкротстве и судебной практикой. Законодательство — это работа Государственной думы, а судебная практика — это практика Верховного суда. Те, кто приходит к нам на конференцию, — только правоприменители, то есть позицию они формируют исходя из положений закона и судебной практики. Чиновники действуют по инструкции, в некоторых случаях по шаблону. И в этом случае на региональном уровне мы можем только предлагать: хотя статус нашей конференции всероссийский, решения принимаются в Москве.

Так, и резолюцию, и развернутые предложения предыдущей конференции мы отправили в Минэкономразвития. Есть «дорожная карта» правительства РФ по банкротству, по ней тема банкротства как раз в компетенции министерства экономического развития Российской Федерации. Но обратной реакции не было. Поэтому в 2015 году мы по максимуму пригласили представителей не только государственных органов, но и организаций, которые могут помочь в донесении позиции профессионального сообщества, конкретных предложений в федеральный центр. В работе конференции приняли участие представители Общественной палаты РФ и Агентства стратегических инициатив. И наши предложения были услышаны: вопросы банкротства были включены в новую «дорожную карту» АСИ, планируем участие в работе над «картой» в качестве экспертов. Мы надеемся, что общими усилиями закон о банкротстве все-таки будет принят в новой версии, станет законом о санации. А пока лоббизм крупного бизнеса ощущается очень сильно. На судьбу предприятий среднего и малого бизнеса внимания обращают явно недостаточно.

— К тому же в октябре заработали нормы закона, касающиеся банкротства физлиц, и внимание переключилось на долговые проблемы граждан. Хотя проблемы предприятий куда острее — это еще и рабочие места…

— И налоги. Государство должно быть заинтересовано в спасении всех предприятий — и больших, и малых, потому что все они и рабочие места людям дают, и казну деньгами обеспечивают. Это вроде бы очевидно, но почему-то многие здравые идеи, которые перед началом реализации дорожных карт присутствуют, на выходе пропадают.

— А может быть, это проявление нестыковок? За дорожную карту отвечает Минэкономразвития, за сбор денег — ФНС. Конфликт интересов неизбежен.

— У нас сейчас три государственных органа отвечают за реализацию государственной политики в сфере банкротства: Минэкономразвития, Федеральная налоговая служба и Федеральная регистрационная служба. Понятно, что каждое из ведомств решает массу глобальных и локальных задач, у каждого свои приоритеты. И все они по-своему влияют на повестку, на поправки в закон о банкротстве. В такой ситуации, с точки зрения профессионального сообщества, ситуацию с санацией предприятий можно кардинально улучшить, реализовав законодательно два момента.

Первый — создание (или возрождение) государственного органа, который бы полностью взял на себя политику государства в части несостоятельности (банкротства) — то есть занимался исключительно этим. Я застал Федеральную службу по финансовому оздоровлению и банкротству (ФСФО), и по опыту могу сказать, что концентрация и специализация имеет плюсы. Конечно, это вопрос к обсуждению. Но, как показывает опыт арбитражных управляющих, распределение функционала ФСФО по налоговым инспекциям не всегда обеспечивает комплексное решение, которое было бы под силу специализированному ведомству.

Второй — разделить закон о банкротстве на два: о реабилитационных процедурах и ликвидационных процедурах. Соответственно, провести градацию управляющих, которые занимаются или тем, или другим. Ввести аккредитацию. И ограничить вход в профессию.

Если эти два момента будут реализованы, появятся основания рассчитывать на то, что банк­ротство перестанет быть процедурой с ликвидационным уклоном, а начнет выполнять в полном объеме и в разумные сроки ту самую оздоровительную функцию, ради которой и создавалось в свое время законодательство о несостоятельности (банкротстве).

На Форуме арбитражных управляющих прозвучало еще два важных замечания: ни одна отрасль права не претерпела такого количества изменений, как законодательство о банкротстве. И ни один бизнес не работает в подобных условиях максимальной открытости: арбитражные управляющие обязаны разместить в открытом доступе огромное количество информации о ходе процедуры банкротства, а значит, и о своей деятельности. Несмотря на усложнение условий работы, мы всегда стремились к объективным суждениям и надеялись, что чем разумнее предложения, тем больше шансов добиться их принятия.

— Что происходит с благими намерениями — не новость…

— Еще до принятия в конце 2015 года ФЗ № 391 об очередном внесении изменений в ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» все арбит­ражные управляющие констатировали снижение доходов при резком увеличении обязательных расходов. В нынешней ситуации значительное количество арбитражных управляющих уйдет с рынка по причине отрицательной экономики бизнеса, а также по причине дисквалификации или отстранения — вот такими методами власть решила сократить число управляющих. Причем под удар попадают в первую очередь те, кто ведет масштабные процедуры крупных предприятий, где сложнее соблюсти все формальности и не подставиться. То есть уйдут лучшие.

Кроме того, через привлечение к имущественной ответственности из-за убытков, причиненных управляющими, или по формальному несоответствию размера компенсационного фонда СРО АУ (с 20 млн рублей сегодня до 50 млн рублей с 1 января 2017 года), около 50% саморегулируемых организаций прекратят существование уже через год. То есть мы видим укрупнение и централизацию в управлении этим бизнесом за счет арбитражных управляющих, с которых СРО будут требовать дополнительные взносы для пополнения своих фондов.

Не берусь предсказывать последствия, но считаю, что такие жесткие шаги как минимум преждевременны: не устоялась практика банк­ротства физических лиц (причем наблюдается рост отказа арбитражных управляющих от назначения на такие процедуры и подача заявлений об освобождении от обязанностей финансового управляющего граждан-банкротов), а нестабильная ситуация в экономике спровоцирует рост подачи заявлений о банкротстве юридических лиц после сдачи годовой отчетности 2015 года. При этом количество управляющих будет сокращаться.

 

Автор: Власов Олег

Читайте далее…

Оставить комментарий

Яндекс.Метрика