На сегодняшний день в России появился запрос на создание новой профессии – антикризисного менеджера, а также на появление нового закона о санации, который будет регулироваться другими нормами закона о банкротстве. В стране пока крайне мало примеров успешных санаций, а потому становится очевидным: ситуацию нужно менять в корне, а не «наращивать» новыми статьями существующее законодательство. Глава РОСАНТИ, президент Союза «Уральская саморегулируемая организация арбитражных управляющих» Михаил Сачёв рассказал ДОЛГ.РФ о главных проблемах «российской санации», о влиянии ментальности «бойца», а также о том, как и каких именно арбитражных управляющих следует задействовать в этой процедуре.
На сегодняшний день в России появился запрос на создание новой профессии – антикризисного менеджера, а также на появление нового закона о санации, который будет регулироваться другими нормами закона о банкротстве. В стране пока крайне мало примеров успешных санаций, а потому становится очевидным: ситуацию нужно менять в корне, а не «наращивать» новыми статьями существующее законодательство. Глава РОСАНТИ, президент Союза «Уральская саморегулируемая организация арбитражных управляющих» Михаил Сачёв рассказал ДОЛГ.РФ о главных проблемах «российской санации», о влиянии ментальности «бойца», а также о том, как и каких именно арбитражных управляющих следует задействовать в этой процедуре. – Михаил Владимирович, как вы думаете, нужен ли институт санации в России или нет?
– Возвращение к понятию санация, безусловно, необходимо. Но это вопрос не уровня локальных изменений. Без серьезного системного реформирования всего института банкротства отдельные поправки, пусть даже вносимые Минэкономразвития на 450 страницах, станут лишь очередной популистской мерой.
О проблеме бессистемных изменений, вносимых в «лоскутное одеяло» законодательства о банкротстве, мы говорим уже давно. Каждые новые поправки лишь увеличивают зарегулированность отрасли. Необходимо не совершенствовать закон о банкротстве с точки зрения усиления его реабилитационной направленности, а создать новый закон, параллельно внося правки в законодательные акты смежных отраслей.
Закон «О восстановлении платежеспособности» нужно отделить от закона о банкротстве, сосредоточив последний непосредственно на конкурсном производстве. Тут принципиально важным будет наличие двух «входов»: один – в банкротство, второй – в восстановление. И, таким образом, хотя бы на уровне психологии развести эти две процедуры.
– Исходя из практики, в России суды крайне редко соглашаются на санацию, а в законе о банкротстве оздоровлению бизнеса уделено всего шесть абзацев. Как вы думаете, в чем причина такого отношения к санации в России? Почему она настолько непопулярна и не применяется, хотя в законе упоминается?
– Восстанавливать платежеспособность компаний нужно на досудебной санации, а не после признания банкротства. Когда заявление о банкротстве уже в суде, шансы восстановить платежеспособность крайне малы. Суды в данном случае принимают решение, которое уже принято советом кредиторов. Поэтому не соглашаются на санацию не суды, а кредиторы.
Проблема еще и в том, что российский предприниматель мало знает о внесудебных превентивных мерах. Зачастую у нас и санировать-то нечего. Если запад, по сути, банкротит бизнес, у нас банкротится уже конкурсная масса – то есть остатки бизнеса. Сами активы, контракты выведены на параллельные структуры.
Не устаю повторять, что менталитет российского предпринимателя часто преобладает над здравым смыслом. Срабатывает ментальность «бойца» – когда собственники и высший менеджмент бьются до конца, надеясь собственными силами восстановить платежеспособность и не получить клейма «банкрот».
Чтобы работать над восстановлением предприятия, необходима психологическая готовность, а у нас её нет ни у системных кредиторов (ФНС, банки), ни у арбитражного управляющего, ни у самого должника. Пока мы не поменяем менталитет, ничего не получится.
– Как член экспертного совета при ФНС объясните, почему фискальные органы зачастую не заинтересованы в сохранении предприятий и рабочих мест, ведь от живого бизнеса будут поступать налоги?
– ФНС России – один из крупнейших кредиторов, представляющих интересы Российской Федерации в делах о банкротстве. В тоже время ФНС, прежде всего, фискальный орган, у которого на первом месте – собираемость денежных средств в бюджет. И когда мы получаем в лице ФНС мощного системного кредитора, имеющего безусловное, монопольное право определять судьбу должника, я бы назвал это явным генетическим пороком закона о банкротстве. Логично, что должника проще заставить рассчитаться по долгам и закрыть бизнес, чем поддерживать план реструктуризации и годами ждать выплат.
Возможно, ситуацию улучшило бы появление у налоговых инспекторов действенных правовых и организационных инструментов. У нас очень низкий порог входа в банкротство – всего 300 тысяч рублей. Инспектор, сопровождающий неэффективное предприятие, при пропуске двух налоговых периодов – а сумма долгов на крупных предприятиях, таким образом, сразу зашкаливает за миллионы рублей – может сразу готовить документы на банкротство.
Конечно, тут зачастую включается та самая социальная политика или просто политика, когда налоговая не желает банкротить должника. Хотя я знаю примеры, когда налоговая после каждого налогового периода подавала заявление о банкротстве – и так раза по три-четыре. И каждый раз менеджмент уходил от банкротства путем погашения старой задолженности текущими платежами.
– Нужно ли в процедуре санации задействовать арбитражных управляющих?
– Да, но предварительно нужно ввести специализацию арбитражных управляющих, поделив их на антикризисных и конкурсных. У нас же есть примеры, скажем, банкротства стратегических предприятий или банкротства застройщиков. Тут критически важным будет правильно оценить требования к специалистам в области санации, потому как формальные критерии в жизни работать не будут. Согласитесь, банкротить гражданина с долгом в 500 тысяч рублей и банкротить монстра промышленности с долгами в сотни миллионов или даже миллиардов рублей – это абсолютно разная квалификация людей. Вторых арбитражных управляющих надо специально готовить. Формальный подход приведет к плохому результату. Тоже касается и процедуры санации.
Думаю, если нормально отработать процедуры прохождения аттестационных уровней и квалификационных подтверждений своего мастерства, мы получим хорошего антикризисного «бойца». Мастера арбитражного управления – это профессионалы, способные принимать нестандартные и грамотные решения.
– А каким опытом, какими знаниями должен обладать именно арбитражный управляющий по санации?
– Сделать обоснованные выводы о возможности восстановления платежеспособности – это сложная экономическая задача. Намного легче сделать вывод о невозможности восстановить платежеспособность и, следовательно, о введении конкурсного производства. Это не только легче, но и привычнее для всех – кредиторов, судей и других участников процесса.
Минимум, без которого в санацию допускать нельзя – это серьезная профессиональная переподготовка. Если мы говорим о госполитике в этой сфере, то надо отобрать человек по десять с каждого федерального округа и подготовить их. По аналогии с военными – академию генштаба кто-то должен закончить кроме стандартного высшего образования!
– А были у вас какие-то кейсы по санации?
– Есть примеры, когда на базе имущественного комплекса создавали новое предприятие, и оно «шло», но это не санация уже, это новый бизнес. У нас, как правило, о санации начинают задумываться, повторюсь, когда уже все плохо. Но есть несколько примеров, когда неплохие предприятия из-за корпоративных конфликтов попадали в банкротство только потому, что собственники не могли найти общий язык. Такой практики больше, чем реального спасения предприятий. Потому что причин банкротств много, они многослойные, многосложные. И предприятие стоит в определенной кооперационной цепочке. Поэтому все складывается, как домино. Даже по статистике, в России успешных кейсов по санации крайне мало.
