По-видимому, мировая пандемия близится, наконец, к завершению. А значит, на повестке дня становятся новые вопросы. И прежде всего, вопросы экономические. Как мы уже видим, пандемический кризис привел к резкому падению мировой экономики, схлопыванию финансовых пузырей (сегодня его уже оценивают в 15 трлн долларов), следовательно, обесцениванию накоплений, разорению мелкого и среднего бизнеса.
Одновременно невероятные кульбиты новых времен (вроде моментального ухода нефтяных цен в минус) обнулили правила экономической игры, выбив почву из-под ног национальных игроков, а значит – еще более повысили значение глобального центра.
Воспользуемся уже зарекомендовавшим себя методом и взглянем на исторические аналоги сегодняшнего глобального кризиса. По-видимому, в Новое время у него есть только одна достойная аналогия – Великая депрессия 1930-х. Чем же была Великая депрессия? К чему она привела? И какие уроки мы можем извлечь из её истории?
Для американского уха слова «Великая депрессия» звучат, как грозный библейский миф. Один популярный американский экономист сравнивает крах фондового рынка октября 1929 г. с такими поворотными событиями человеческой истории, как убийство Юлия Цезаря, высадка Колумба на американский берег или битва при Ватерлоо. Последнее говорит все же больше о менталитете американцев, но что-то важное здесь схвачено верно. По данным Лиги Наций, предтечи ООН, мировой кризис отбросил мировую промышленность почти на 30 лет назад. Одним из глобальных его результатов стал конец эры металлических денег. Наконец, не будь Великой депрессии, не было бы, возможно, и Второй мировой войны…
Однако чтобы понять, чем стал главный мировой кризис ХХ века, нужно внимательно всмотреться в предшествующие ему годы: так называемые золотые двадцатые, воспеваемые либеральной мифологией, как годы всеобщего благоденствия и надежд между мировыми войнами
Прежде всего, «золотые двадцатые» были годами тотального ограбления поверженной в ходе мировой войны Германии. Вначале страна была ввергнута в вихрь гиперинфляции, на пике которой ее активы были скуплены буквально за «доллар», а немецкое население дочиста ограблено (вполне адекватное представление о происходившем с Германией мы можем составить по нашим 90-м). А затем, с принятием «плана Дауэса» (фактически означавшего приватизацию страны финансовой семьей Моргана) страна была вогнана в кабалу стабильной нищеты.
Банкиры оставили в Германии на плаву лишь то, что могло принести мгновенный доход (сталелитейная промышленность, машиностроение), все прочее производство было пущено под нож. В первые же месяцы после принятия «Плана Дауэса» число банкротств предприятий возросло на 450%. К 1926 году в Германии насчитывалось уже 2 млн безработных…
В то время центральные улицы крупнейший городов (Берлин, Гамбург) были обращены в шикарный отель и публичный дом для американских туристов, остальная страна (за вычетом некоторой части немцев, занимавшейся обслугой) была брошена на произвол судьбы.
На эту тему
В то же время в Германию бросились своры американских брокеров, обращая всё, что еще можно было грабить, в облигации, которые хлынули на американский рынок. Американские биржи поразила новая «золотая лихорадка». Биржевые спекуляции сделалась национальным спортом, в который играли все, от банкиров до кухарок и домохозяек.
Всё это время План Дауэса работал, как колесо «трансатлантического круговорота бумаг» (выражение Кейнса): Америка кредитовала Германию; та – выплачивала репарации союзникам; те в свою очередь отдавали долги американским банкам, которые вновь кредитовали Германию. Прибыль от этой карусели получали крупнейшие банкирские дома Уолл-Стрит, прочие участники марафона получали астрономически растущий национальный долг.
К 1929 г. практически вся германская промышленность принадлежала различным американским финансово-промышленным группам, а внешний долг страны достиг уникального уровня в 16 млрд рейхсмарок. Одновременно до астрономических размеров надулся пузырь американского рынка ценных бумаг. Когда же ставки по коротким онкольным кредитам превысили 20%, финансовая река, утратив интерес к Германии, хлынула на собственный американский рынок, и – колесо «трансатлантического круговорота бумаг» остановилось. Итогом чего и стал фондовый крах 1929 г. и последовавшая за ним экономическая депрессия. Так во всяком случае описывают технологию кризиса экономисты.
О всех же закулисных маневрах, предшествовавших кризису, мы едва ли когда-нибудь узнаем всю правду. Важно, однако, что разразился он на фоне неутихающей торговой и финансовой войны за мировое господство между Америкой и Англией, во главе Банка которой стоял в это время Монтегю Норман, личность весьма примечательная, друг и соратник Ялмара Шахта, немецкого банкира, человека, остановившего в свое время маховик гиперинфляции и спасшего германскую экономику от окончательного краха. Шахт будет стоять во главе немецкой финансовой системы во время канцлерства Адольфа Гитлера. Немецкое «экономическое чудо» тех лет – во многом его заслуга.
Но к 1932 г. никто о выходе из кризиса еще не помышлял. Индекс промышленного производства и национальный доход в США упал в это время вдвое. Число банкротств банков, производств и предприятий приняло обвальный характер. Безработица достигла по разным оценкам от 12 до 15 и более млн человек. Разоренные американцы вынуждены были обитать в трущобных поселках из шалашей и лачуг, с мрачной иронией прозванных «гувервиллями» (в честь президента Гувера), некоторые из которых просуществовали до конца 1940-х.
Происходящее в США будто в некоем зеркальном отображении повторяло Германию периода гиперинфляции. Замечательно похожими оказались и результаты. Более половины американских банков полностью разорились, а половина банковских активов – сосредоточены в сотне ведущих банков (25% активов – в руках 14-и крупнейших). Иными словами, американская финансовая система оказалась куплена банкирами ФРС так же, как до того ими была куплена Германия.
Для всех же прочих это была настоящая катастрофа. Осенью 1931-го года рухнул английский фунт. В конце года Германия заявила о своем банкротстве. Следом посыпались английские доминионы. К концу 1931 г. «цунами девальваций» накрыло более двух десятков валют по всему миру. К 1933-му году производство в Германии пало до половины докризисного уровня. Число безработных достигло 9-12 млн человек.
К концу 1933 г. объем мировой торговли сократился от докризисного в три раза. В этот момент обесценивание валюты вынудит Англию отказаться от золотого стандарта. А девальвация доллара ознаменует окончательный крах системы металлических денег. Отныне деньги – только бумага. В 1933-м г. на фоне абсолютного обвала и хаоса к власти в Германии придет Адольф Гитлер, а к власти в США – ставленник крупнейших финансовых кругов Уолл-Стрита Франклин Рузвельт, и мир покатится к новой мировой войне.
Таковы были перипетии кризиса, с которым сегодня любят сравнивать нынешнее «пандемическое» состояние мировой экономики. И, действительно, мы можем увидеть немало общего в его причинах и результатах. Прежде всего – всё увеличивающуюся концентрацию денег и власти в руках кучки финансовых олигархов (и вот вопрос – не станет ли венцом нынешнего кризиса отказ от наличных денег, как венцом предыдущего стал отказ от драгоценного металла?)
Впрочем, результаты кризиса могут оказаться и не столь утешительны для мондиалистской элиты. Трамп пока что умело держит удар, и имеет хорошие шансы на переизбрание. Уже можно говорить о том, что устояла финансовая система Китая, достаточно независимая от мирового олигархата. Без особых потерь выходит из кризиса и Иран.
При правильных, точных и своевременных маневрах кризис может сыграть на руку и российской экономике, послужив катализатором процессов, которые приведут к обособлению нашей финансовой системы от мировой банкирской сети. Работа по созданию альтернативной финансовой системы и резервной валюты, безусловно, должна быть продолжена. Базой чему должен стать российский военный потенциал. Игра ещё далеко не закончена и многое в ней будет зависеть от того, как поведет себя сегодня Россия.
